
Женские мемуары
biljary
- 911 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Одна моя смелая и гордая подруга любит повторять: "Всегда лучше знать горькую правду, какой бы она ни была". А я в этом сильно сомневаюсь. Вот, например, берясь за мемуары княгини Тенишевой, я была уверена, что она и впрямь интересная личность, меценатка и прочая, и прочая. И что оказалось? Меценатка, конечно, да, хотя и вкладывала в меценатство всё больше мужнины денежки к крайнему неудовольствию последнего. И даже по-своему интересная. Вот только...
Не большого ума дама. И не самая приятная. На всех обиженная. Со всеми переругавшаяся. Многих походя пнувшая. Рассыпавшая на страницах целый ворох благоглупостей. И что в результате?
Это не отрицает всех благих дел, ей сделанных. Но к самой г-же Тенишевой я лучше относиться точно не стала. Иногда лучше не знать.

Грандиозная книга. Просто вот аплодирую стоя.
Везет мне последнее время на книги, которые так и тянет занести в любимые - а то и настольные.
Княгиня Мария Клавдиевна Тенишева в моей жизни занимает какое-то особое место - я родился, вырос и по сей день живу в той самой Бежеце, в которой она, княгиня (какое красивое слово!), прожила с мужем несколько лет и которая теперь представляет из себя один из районов Брянска. (Поэтому я, конечно, с особым интересом ждал главу про малую родину). И в детстве я какое-то (весьма солидное) время посещал изостудию, расположенную в том самом доме, который княгиня отдала рабочим под общественное собрание и в котором организовывала первые в Бежеце (одни из - уж точно) балы. Мы, правда, были уверены, что в этом доме она жила, что это был ее особняк, что заложенное кирпичом боковое крыльцо было ее любимым крыльцом и потому на нем можно нет-нет а встретить ее призрак. В холле второго этажа - в самом центре - висела и висит до сих пор большая черно-белая фотография, которую княгиня подарила клубу лично (!), которую я видел тысячу раз и которая накрепко отпечаталась в моем сознании. Руководительница студии рассказывала о княгине - и в каком-то смысле, учитывая крайне удачную фотографию, Мария Клавдиевна была для меня (и, быть может, для моих товарищей) кем-то вроде загадочной и прекрасной графини Драницкой, так поразившей Егорушку в Чеховской "Степи". То есть я фамилию "Тенишева" слышу с самого детства и фамилия для меня не "висит в воздухе", а плотно вплетена в сложный узор из впечатлений и ощущений (причем почти исключительно положительных). Быть может, в моем сознании эта женщина выполнила роль проводника и соединила простое и понятное настоящее с туманным и далеким прошлым (наверное, в жизни почти каждого рано или поздно "встречается" такой человек). Кроме того у каждого брянца-брянчанина на слуху Хотылево - усадьба княгини, расположенная в нынешней черте города; ну и в целом, я полагаю, город всегда несет на себе некий отпечаток тех, кто активно участвовал в его развитии или становлении - и отпечаток этот может быть неуловимым, неосязаемым, но тем не менее совершенно реальным (а неосязаемость, эфемерность только добавит таинственности). Вот. Ну и понятно - учитывая сказанное выше - с каким пиететом я отнесся к книге воспоминаний и с каким трепетом ее искал (что было не просто, надо признать). Забегая вперед, скажу (без этого можно и обойтись, но раз уж потянуло на откровения...), что какого-то вот прямо волшебства не произошло - может, не то настроение было, может, не то время выбрал для чтения, но ожидаемое ощущение - "это ее воспоминания" - лишь изредка мерцало откуда-то издалека, задевало по касательной, а в целом я, если говорить об эмоциях, читал мемуары как бы совсем незнакомой мне дамы. Но. Это - эмоции. А умом-то я все понимал - и потому, конечно, "Впечатления" княгини Тенишевой я читал совсем не так, как читал бы чьи-то еще. То есть тут получились некоторые сложности, но ладно, чего уж. Даже в отрыве от моего персонального бэкграунда книга замечательная и грандиозная - и тем паче грандиозна личность ее автора (как бы кто ее не журил за всякие женские штучки).
"Богатые нужны, чтобы помогать бедным, бедные - чтобы молиться за богатых" - вот какая фраза не раз приходит на память во время чтения. Такие богатые - нужны, очень нужны. И сегодня вообще история о том, как кто-то, имея возможность беззаботно жить в роскоши, меняя европейские столицы в зависимости от времени года, не работать и заниматься - даже не алкоголизмом и развратом, нет - самосовершенствованием, искусством - история о том, как такой человек посвящает значительную часть энергии, сил, времени, умственного напряжения и - что важно - финансов на то, чтобы помогать другим, чтобы обустраивать чужие жизни, искать, добиваться, пробовать, прикладывать усилия, не опускать руки, натыкаясь на препятствия, непонимание и насмешки (!), не перегорать ("Так началась и завершилась искренняя потуга к полезной деятельности одного из благонамеренных, но чересчур сытых и не рассуждающих людей" (А. П. Чехов, "Кошмар")) - история такая выглядит просто фантастической (ок, не выглядит - кажется такой лично мне; поправьте, если неправ). Казалось бы - у тебя есть все. Ну вот буквально все. Хочешь - едь в Париж и занимайся пением. Хочешь - собирай вокруг себя цвет современных художников, в Петербурге, например. Хочешь - закройся ото всех, уедь в милую провинцию и пиши пейзажи в мечтательном уединении. Нет, ей - Марии Тенишевой - надо было открывать школы, училища, музеи, магазины, обустраивать жизнь каких-то рабочих в какой-то Бежеце, которую и на карте не разглядеть, надо было спорить, доказывать, развивать. Многие, обладая состоянием, поведут себя так же? Будут жить так же? Мне кажется, не многие. Наверное, и тогда так жили не многие - но встречались вот такие светочи, на которых можно ориентироваться, на которых можно в меру сил равняться. Лично у меня деятельность княгини вызывает искреннее и горячее восхищение. Может быть, в религиозном смысле я и не дерзну на такие слова, но в смысле социальном она - святая, и для меня это несомненно. А кто о ней знает? А кто ее помнит? К счастью, в той стезе, которую она для себя избрала, личная известность на результат работы - и даже на те результаты, которые "врастают", вплетаются в общее течение жизни - не влияет. Не так давно слышал, как некий серьезный бизнесмен (не "потомственный", а "сумевший") говорит в интервью: "Когда мы начинали, у нас перед глазами не было примеров крупных предпринимателей и при этом благородных, социально ориентированных в плане благотворительности, людей" (не дословно). Поэтому у нас, извините, и законы (хотя бы отчасти) в бизнесе такие волчьи. Союз постарался выскоблить из истории фамилии крупных предпринимателей-меценатов и тем самым разорвал цепь преемственности, формирующую какое-никакое а особое отношение к большому делу. Вместе с их фамилиями была стерта и фамилия Тенишевой - встретить ее обыватель может только описанным выше способом: триста раз пройти мимо портрета в одном из старых зданий провинциального городка и, наконец, задаться вопросом: "А кто же это, в самом-то деле?"
Далее. Книга является серьезным историческим документом, дающим читателю срез общественной жизни той эпохи - причем срез проходит через все сословия, от крестьян и пролетариата через интеллигенцию, богему, духовенство, к аристократии, бюрократии и представителям власти. Мы видим и глубинку, и "центринку" - и даже заграницу, ту самую Европу, в которой "русскому каждый камень мил и дорог" ("Подросток"). Мы видим, как отзывалась в среде аристократии "воля" - отмена крепостного права - как развивалась и росла промышленность, как общество раскачивалось, думая, на какую ногу наступить и какой дорогой пойти, как просачивались и набухали первые ростки того, что отзовется позже революционной катастрофой (а прежде горящими усадьбами), как взлетала над Парижской выставкой Эйфелева башня и как потом "страна святых чудес" превращалась в поле боя, как... Многое мы видим - глазами княгини Тенишевой. И многое можем додумать сами. К слову - княгиня мне представляется именно вот эдакой барышней в духе Достоевского, читая о том, как она, будучи совсем молодой, напару с подругой мечтала о свершениях, о том, чтобы творить добро, в буквальном смысле поднимать Россию с колен, я думал: ведь в литературе над такими порывами принято если не потешаться, то смотреть на них со снисходительной улыбкой, вздыхать несколько свысока; наверное, дело в том, что часто подобные речи остаются речами (кажется, Чехов много о таком писал - и часто подобное разоблачал) - но у нас выработалась своеобразная, недоверчивая реакция на "горячих душ гражданский пафос" (и на гражданский пафос вообще: попробует сегодня политик заговорить о том, что хочет облегчить жизнь народу - кто отнесется к его словам (пока они просто слова) серьезно?). А тут вот пожалуйста: речи перешли в дело - и в какое! Так что в следующий раз подумаешь - а уместен ли скепсис? Вдруг за пылким словом стоит не наивность, не витание в облаках, а готовность и способность действовать?
Прискорбно было читать о том, как тот самый народ, который княгиня пыталась облагодетельствовать и которому реально помогала, представители того самого рррусского нарррода, на который сегодня принято ссылаться, представители нашего народа то смеялись над добродетельной барыней (чудит, дескать), то воровали у нее (главы про управляющих магазином я читал с ужасом). А когда по стране поползла социалистическая пропаганда, то были забыты и школы, и ссуды - и внутри организованных Тенишевой проектов заколосился и взошел дикий бред - подстрекаемые педагогами (сидящими, на минуточку, на зарплате) ученики рвали дипломы и убегали из школы, в которой их годами держали на всем готовом. Страшно читать про такое. И страшно представить, каково это - вложить так много сил и денег, а получить такую вопиющую неблагодарность.
В общем, наверное, читателю - если он дошел досюдова - понятно, что о княгине Тенишевой я могу говорить долго и на самых возвышенных тонах. И я считаю, что это понятно и объяснимо - но, конечно, в непродуманных пропорциях может и утомить. Поэтому, еще раз обозначив - четко, ясно и твердо - свое отношение к Марии Клавдиевне как к человеку во всех смыслах исключительному и великому (а также доброму, доверчивому и чуткому), я стесываю ландшафт рецензии так, чтобы после обстоятельного и более-менее подробного разговора "полететь с горы", одной рукой вцепившись в обод саней, а другой прижимая к груди охапку замечаний и заметок.
Полетели...

Воспоминания княгини Марии Клавдиевны Тенишевой разочаровали, сильно разочаровали.
Первая треть ее книги написана бытовым языком и не очень занимательно, начиная с детства и до начала 1917 года. Ее детство было совсем не счастливым и передо мной предстало несчастливое дитя, ребенок, которого не любила мать, о чем откровенно поделилась автор.И о своей матери она написала не очень лицеприятно. Об отце - скупая ссылка, что он был князем и Мария была незаконнорожденной. В других источниках прочитала, что ее отцом мог быть император Александр 2, но в воспоминаниях этого нет.
Учеба в гимназии описана схематично и тоже не очень занимательно.
Рано вышла замуж и совсем не по любви. Ее первый муж был Рафаил Николаев, в браке с которым родилась дочь Маня, о которой мать ничего не пишет. Поместив ее в пансион, складывается впечатление, что мать с ней не общалась. Это тоже характеризует автора не с лучшей стороны.
Брак был неудачным и через несколько лет Мария Клавдиевна уехала в Париж учиться петь. Париж совсем не виден. Акцент сделан на ученицах и на их быте.
Все свои добрые дела - открытие училища, народных столовых и школ княгиня творила в браке с князем Тенишевым, жизнь с которым - богатым и успешным, описана более интересно и язык изложения в этой части совсем другой ( такое впечатление, что написано другим человеком). Княгиня живет в свое удовольствие, вытягивает деньги из мужа на благие дела, восхваляет себя - эдакую добрую и заботливую хозяйку, думающую о народе, а другие окружающие народ не понимают, в их числе и ее муж Вячеслав Тенишев, который видел в ней только женщину.
Живут в Бежицах и Талашкино летом, а зимой в Петербурге, временами за границей. Летом от безделья пытается что-то делать - иначе скучно. Так и появились столовые, школы, училища."Я жертвовала для своей любимой идеи всем — материальными средствами, временем, заботами, не говоря о той постоянной борьбе с мужем, которую мне приходилось вечно выносить, натыкаясь на его несочувствие и урезывание необходимых средств для школы". А что было делать княгине летом в деревне? С соседями она не дружила, отношение к ним было пренебрежительное, как и их к ней (очевидно, было за что).
Вот и начала богатая барынька улучшать быт народа.
Отношения с учителями тоже не складывались: "..несмотря на все мои заискивания — признаюсь в этом со стыдом, — несмотря на всю мою ласку, учителя смотрели на меня как-то враждебно, дичились, чуждались".
Раньше, не читая этих воспоминаний, княгиня представлялась мне совсем другой.
Благие мысли, безусловно, в книге есть: " ...я твердо верю, что всякому человеку можно найти применение и собственный путь. Наука не дается — надо попытаться попробовать силы на другом. Надо подметить, изучить склонности и, поощрив их, направить на что-нибудь подходящее. Так я поступала с моими учениками. Отстраняя их от школы, я посылала их к садовнику, на кухню, в конюшню, и результат получался всегда удовлетворительный".
Делая благие дела, княгиня не забывала и о себе, так было при создании журнала "Мир искусства". В дело журнала входил вкладчиком, кроме меня, Савва Иванович Мамонтов, и Дягилев однажды привез его ко мне, чтобы мы обсудили размер нашего участия и права в журнале. Мария Клавдиевна была знакома со многими знаменитостями того времени и они упомянуты в книге, иногда не с лучшей стороны. "В Москве ни для кого не было тайной все то, что происходило за кулисами его оперы… Впрочем, это не мое дело, страдать приходилось от этого только его семье" - о Савве Мамонтове.
"До смерти надоело мне позировать Репину. Писал он и рисовал меня чуть ли не шесть или семь раз, мучил без конца, а портреты выходили один хуже другого, и каждый раз из-за них у меня бывали неприятности с мужем: он их просто видеть не мог. Кроме того, наскучили мне репинские неискренность и льстивость, наскучила эта манера как-то хитренько подмазаться к заказу, причем он вначале всегда делал вид, что ему только вас и хочется написать: "Вот так… Как хорошо… Какая красивая поза…" Потом я сделалась "богиней", "Юноной", а там, глядишь, приходится платить тысячи и тысячи, а с "богини" написан не образ, а грубая карикатура" - о Репине. Дягилев у княгини тоже льстец, но общение продолжалось. Дягилев стал главным редактором журнала."Вместе с Дягилевым ко мне приблизились Серов, Головин, Коровин, маленький и бесталанный Нувель, родственник Дягилева Д.В.Философов, кроме того, бывали Левитан, Врубель, с которым я уже раньше была знакома, Бакст, Цорн и многие другие, чаявшие движения воды и желавшие попасть в журнал". Княгиня хотела интересной жизни и она ее делала, для себя, а не для народа. Такое сложилось впечатление, так как и второй ее брак не был счастливым, она хотела другого:"Как и в первом своем замужестве, я мечтала о другом". Причем во всех описанных ситуациях в этих двух браках она описывает себя в более выгодном свете.
Был у княгини и "враждебный лагерь", как она его называет. Судя по изложению, этот лагерь постоянно пополнялся: княгиня поссорилась с Репиным и порвала с ним отношения ( поэтому в книге он и описан, как мне думается, предвзято), потом пришла очередь Дягилева и пришел конец журналу.
О художнике Серове, писавшем портрет автора: "С тех пор Серов сделался моим отъявленным врагом, несмотря на то, что я лично всегда ценила его талант и приветливо встречала его. Он никогда не мог простить мужу его слов и совсем не по-рыцарски вымещал их на мне". Случай с Шаляпиным, описанный княгиней ( о том, как он не отдал булавку с бриллиантом, подаренную княгиней за концерт), выставляет певца также в невыгодном свете. И судить кто прав или не прав в сложившейся ситуации трудно. Досталось и балалаечнику Андрееву: "Он предпочел пропагандировать пошлость среди невежд. Обладая толпой, найдя к ней доступ, он, как и Вяльцева, не старается поднять ее до себя и вести за собой, а, потворствуя, ломаясь перед ней, угождает ей и удовлетворяется пошлым успехом". Были и другие окружающие автора люди, которых она ненавидела ( по ее воспоминаниям):"Но с этой минуты я не могла ни смотреть на него, ни говорить с ним, я его положительно возненавидела в эту минуту".
Вторая половина книги - еще большее восхваление себя любимой. Кстати, в электронной книге всего 121 страница.
"В то время в моих мастерских уже делались весьма интересные вещи, и я решила приготовить для парижской выставки группу балалаек прекрасной работы, с деками, расписанными Врубелем, Коровиным, Давыдовой, Малютиным, Головиным и две — мною. Балалайки эти составляли целый оркестр".
"Коллекция моих балалаек очень понравилась на выставке своей оригинальностью, и я получила массу предложений приобрести весь оркестр, благодаря главным образом гениальным рисункам Врубеля. Впоследствии я этот оркестр поместила в моем смоленском музее".
В книге немало страниц посвящено путешествиям, но скупо, по принципу: нравится не нравится. Ярославль, Ростов, Киев, Москва - не встают перед глазами, как это бывает у других авторов. Автор просто отмечает, что она там побывала. Но при этом следует отметить, что Тенишева была патриотом, что подтверждают ее слова:"Я всегда была решительным врагом итальянских вкусов на фоне русской природы".
Муж Тенишевой умер в 1903 году ( дат в книге нет, ни одной). Поэтому пришлось посмотреть по другим источникам. Это был крупный предприниматель, которого называли "Русским американцем". После его смерти княгиня продолжала вести тот же образ жизни, что и при муже, только не нужно было у мужа просить деньги.
На последних страницах продолжается восхваление себя любимой: о защите диссертации, об открытии госпиталя ( думается, что не безвозмездно, так как за постой военных в своем доме она пыталась получить деньги - проскользнуло в нескольких строчках).
О войне и о жизни во время войны написано много интересного и мысли у автора патриотические, но это не помешало ей эмигрировать во Францию, где она и умерла в 1928 году.
После чтений этих воспоминаний образ княгини Тенишевой для меня померк, хотя в Талашкино хотелось бы побывать, посмотреть усадьбу и Храм Святого Духа, который задумал Николай Рерих и он же расписывал храм и сделал на портике большую мозаику.

"Место, предоставленное нам, русским, на Парижской выставке, было крайне невыгодное, и странное дело, так случается всегда: за границей наши церкви, наши посольства вечно ютятся в самых скверных закоулках… Как-то мы, русские, не умеем ни отстоять наших нравов, ни показать наш вкус..."

"Родина, религия, долг давно уже сделались у нас только словесной формой. В эту торжественную одежду облекается большинство наших так называемых государственных деятелей в тех случаях, когда нужно им прикрыть свое духовное убожество или затушевать свои низменные, мелкие и эгоистические страстишки".










Другие издания


